Считается, что античная риторика появилась после того, как в солнечном городе Сиракузы, что на Сицилии, в 465 году до н. э. была свергнута тирания и установилось демократическое правление, при котором каждый может и должен участвовать в управлении государством — а для этого надо уметь грамотно и убедительно говорить. Первые софисты, Тисий и его ученик Коракс, написали первые учебные пособия по риторике, чтобы каждый гражданин мог быстро и эффективно овладеть навыками публичной речи.
Дальнейшее развитие риторики связано с распространением интеллектуального движения софистов, самыми значительными представителями которого были Горгий, Протагор, Гиппий, Продик, Антифонт, Фрасимах. Эти странствующие учителя-энциклопедисты примерно в это же время положили риторику в основу своей образовательной программы и за большие деньги преподавали свои знания золотой молодежи греческих полисов, предпочитая гастролировать в Афинах, самом богатом на тот момент греческом городе. Так, одна лекция Продика стоила 50 драхм, а полный учебный курс Протагора — 10 тысяч драхм. Для сравнения: дневное жалование опытного рабочего или матроса на корабле составляло 1 драхму, тяжеловооруженный воин-гоплит получал 2 драхмы в день, бык в то время стоил 50–100 драхм, штраф за обесчещенную свободную женщину составлял 100 драхм, и раба можно было купить за столько же.
Надо отметить, что само слово «риторика» ни софисты, ни философы, ни другие писатели того времени не употребляли. Оно происходит от греческого слова ῥῆμα (rema), обозначающего «речь», «слово», «изречение» или «глагол» в грамматическом смысле. В 395 году до н. э., уже после образовательного бума софистики, философ Платон пишет диалог «Горгий», названный по имени знаменитого софиста и посвященный риторике, где впервые вводится словосочетание ῥητορική τέχνη — риторическое искусство (словом τέχνη, или технэ, от которого пошло слово «техника», в античности обозначалось вообще всякое умение — будь то кулинарное искусство, искусство кормчего, врача и т. д.). После этого, с легкой руки Платона, слово «ритор» (ῥητῆρ) начинает обозначать профессионально натренированного в убедительных речах политика: политиков в нашем понимании в Греции не было, а интересы народа и государства в Народном собрании (экклесия) и Государственном совете (буле) представляли риторы, или ораторы (только нужно помнить, что последнее слово не греческое, а латинское, оно появилось гораздо позже). Таким ритором-политиком мог быть любой свободный гражданин, достигший примерно тридцатилетнего возраста — к этому времени молодой грек чаще всего уже успевал обзавестись семьей и хозяйством, поучаствовать в войнах, морально «повзрослеть» и, следовательно, глубже интегрироваться в социальную коммуникацию полиса, в основе которой лежало в первую очередь устное слово.
Платон хоть и ввел слово «риторика» в интеллектуальный и политический оборот, но саму риторику презирал всеми фибрами души, поскольку полагал, что она, не зная сути вещей, говорит людям не то, что есть на самом деле, а исключительно то, что они хотят услышать, вводит их в заблуждение и влечет их к гибели.
У Платона были свои основания не любить риторику: риторическая практика происходит от демократии, а демократия, как известно, погубила Сократа, его любимого учителя.
Однако любимый ученик Платона Аристотель, которому истина была дороже друга Платона, не просто развил риторическую теорию, но вознес ее на невиданные прежде высоты. Знаменитое сочинение Аристотеля так и называется — «Риторика», а в наших покетбуках оно печатается чаще всего вместе с его «Поэтикой», посвященной теории искусства.
С Платона (а точнее, даже с Сократа) начинается многовековое драматическое противостояние двух фундаментальных культурных дискурсов — риторического и философского, а поскольку, как писал Уайтхед, вся последующая философия есть лишь комментарий на полях к Платону, то, как нетрудно догадаться, соперничество это продолжается до сих пор: одни философы и даже целые эпохи утверждают главенство риторического начала, другие — философского.
По пути дальнейшего совершенствования риторической практики пошел Исократ, современник Платона и ученик Горгия и Тисия. Примерно в то же время, когда Платон в Академии построил образовательную программу на базе своей философии, Исократ в своей школе положил в основу преподавания риторику. Однако это была не просто школа ораторского мастерства уже хотя бы потому, что сам Исократ оратором никогда не был, он от природы обладал очень тихим голосом и панически боялся выступать перед большой аудиторией. Он был тем, кого сейчас мы назвали бы спичрайтером, а греки называли таких людей «логографами», то есть составителями речей, и через свои речи Исократ не только обучал учеников красиво говорить, но старался привить им моральные качества, чтобы будущие политики были не только красноречивы, но и добродетельны.
Риторику Исократ, в отличие от его коллеги и конкурента Платона, понимал вполне нейтрально: для него она и не полезна, и не вредна, а ответственность за ее пользу или злоупотребления ею ложится на того, кто практикует, а не на того, кто обучает. Исократ говорил:
«…Вещи по природе своей не причиняют нам ни пользы, ни вреда, но то, как люди используют и применяют [вещи], есть причина всего того, что выпадает нам на нашу долю».
Кстати, в схожем ключе риторику понимал и Аристотель, который до того, как поступить в обучение к Платону, некоторое время обучался риторике у Исократа.
Время это, V и IV века до н. э., считается золотым веком ораторского искусства: именно тогда творили мастера, которые вошли потом в великий канон десяти аттических ораторов. Рассказать обо всех мы, разумеется, не сможем, поэтому просто перечислим их по именам: Антифон, Андокид, Лисий, Исократ, Исей, Эсхин, Ликург, Демосфен, Гиперид, Динарх.
Эпоха эллинизма: риторика как школьная дисциплина
В 338 году до н. э. случилось трагическое для греческой независимости событие — была проиграна битва при Херонее, и Греция подпала под владычество сначала царя Филиппа Македонского, потом его сына Александра, а после смерти последнего — его диадохов (преемников). Роль народного собрания, главной арены красноречия, в это время стремительно падает из-за отсутствия политической независимости, и, следовательно, снижается количество и качество политических речей. Начинается эпоха эллинизма.
Во всех концах огромной и хрупкой империи Александра начинает распространяться греческая культура, которая, соединившись с локальными культурными особенностями самых разных стран, образовала абсолютно невообразимый и невиданный доселе культурный фьюжн. Среди лингвистических перемен — появление общегреческого диалекта койне, который поначалу стал общим диалектом в армиях Александра Великого, а со временем — дипломатическим и литературным языком всего Средиземноморья. С распространением греческого языка начинается и распространение греческого образования, важнейшим элементом которого является так называемая пайдейя — воспитание социальных, моральных и политических добродетелей. Разделение общей для глобального в то время мира пайдейи упрощало коммуникацию, делало ее более эффективной. Подвластные могли рассчитывать на понимание со стороны властителя (чаще всего грека), если они разделяли те же ценности, что и он. Происходит нечто вроде унификации образования по греческому образцу. Чтобы осуществить успешную трансляцию греческой культуры, по всему Средиземноморью начинают открываться риторические и грамматические школы. Грамматики обучали греческому языку и литературе, риторы — искусству речи.
От эпохи эллинизма почти не сохранилось записанных речей или риторических сочинений. Это, однако, не означает, что риторическая проблематика в то время не разрабатывалась.
Так, Теофраст, ученик Аристотеля, как сообщают древние авторы, написал около двадцати сочинений на риторические темы, которые, увы, все до единого поглотило безжалостное время. Сложно сказать, насколько он следовал теориям учителя: Квинтилиан, о котором еще пойдет речь ниже, сообщает, что Теофраст выдвигал положения, отличные от идей Аристотеля. Так или иначе, чаще всего античные авторы ссылались на его сочинение «О стиле».
Несистематизированное образование, существовавшее в Афинах в классический период (V–IV века до н. э.), в эпоху эллинизма было упорядочено и стало так называемым энциклопедическим, или общим образованием, в которое входила и риторика (энциклопедия от ἐγκύκλιος παιδεία — «круговое обучение»). Такое образование занимало среднюю ступень между начальным (обучение чтению и письму) и чем-то вроде высшего (изучением философии). В его круг входили грамматика, геометрия, астрономия, литература, музыка, риторика и диалектика. Это и есть знаменитые семь свободных искусств (septem artes liberales), которые начали спорадически практиковать еще софисты и которые обрели окончательное оформление уже в Риме, а затем в виде тривия и квадривия перешли в систему средневекового университетского образования.
Чаще всего эти дисциплины преподавались одним-двумя учителями, и только богатые люди в больших городах могли позволить себе нанимать отдельно учителя риторики, учителя геометрии и т. д.
3аключение
Ораторы и теоретики красноречия Древнего Рима смогли проникнуть в тайны слова, расширить границы его познания, выдвинуть теоретические и практические принципы ораторской речи как искусства, основываясь на собственном богатом опыте и на анализе многочисленных блестящих речей известных ораторов. В их работах настолько интересный и глубокий анализ искусства убеждения, что много столетий спустя, в наши дни, специалисты по пропаганде учатся и находят там идеи, считавшиеся достижением только нового времени.
Римская республика: великий Цицерон и риторика как вершина наук
Римский историк Светоний в сочинении «О грамматиках и риторах» указывает, что поначалу в Риме риторика и грамматика с трудом прокладывали себе дорогу: заниматься ими запрещали специальные постановления Сената от 161 и 92 годов до н. э. Первое постановление выпроваживало приезжих греческих философов и риторов, второе — римских. А вот и текст самого эдикта:
«Дошло до нас, что есть люди, которые завели науку нового рода, к ним в школы собирается юношество, они приняли имя латинских риторов, и там-то молодые люди бездельничают целыми днями. Предками нашими установлено, чему детей учить и в какие школы ходить; новшества же, творимые вопреки обычаю и нраву предков, представляются неправильными и нежелательными. Поэтому считаем необходимым высказать наше мнение для тех, кто содержит школы, и для тех, кто привык посещать их, что нам это не угодно».
В первую очередь эта фобия объясняется социальным переменами в римской жизни. Аристократический Сенат утрачивал политической влияние, а на арену политической борьбы выступало сословие всадников и плебеев. Им пришлось доказывать свою правоту, выступая в собраниях, но опыта произнесения речей у них не было. По этой причине они стали активно изучать греческое красноречие. Появляются первые школы риторов, где поначалу преподают греки, а потом, поколение спустя, уже сами римляне.
К этому поколению принадлежит и выдающийся оратор Цицерон, наследник традиции, идущей от Исократа, который пытался примирить риторику и философию. Философию он изучал у эпикурейца Федра, стоика Диодора и у главы тогдашней платоновской Академии Филона. У последнего он обучался и диалектике — искусству спора и аргументации. Увлечение философией и особенно стоицизмом привело Цицерона к мысли о том, что оратор должен быть также и философом.
Ко времени Цицерона риторическая теория стала настолько совершенной, что замкнулась сама на себе, отделившись от остальных аспектов человеческого знания.
Стало возможным по заветам Горгия говорить о чем угодно, даже не зная предмета. Это было приемлемо в эллинистической монархии, где риторика служила в основном для услаждения слуха похвальными речами, но Риму во время кризиса республики нужна была риторика, связанная с реальной жизнью, она снова должна была включить в себя политическое измерение, а не оставаться утонченной школьной дисциплиной. Цицерон предпринимает попытку объединить риторику и с философией, и с реальной политикой, этой программе посвящены три его диалога: «Об ораторе», «Брут», «Оратор».
В то время шла борьба между азиатским (восточным) и аттическим риторическим стилем. Сам Цицерон, знакомый со всеми этими направлениями, пытался выдержать среднюю позицию и поэтому примыкал к Родосской риторической школе, возводившей себя к Исократу — не столь скромному в плане стиля, как, например, Лисий, но и не столь приторному, как Горгий. Он ищет образец красноречия в греческих древностях, говоря похвальные слова в том числе в адрес софистов и сетуя, что с Сократа начинается вражда между философией и риторикой. При этом он считает, что Сократ намного превосходил красноречием своих соперников софистов.
Риторика Цицерона тесно связана с его политикой: скептик, он не мог не понимать, что любая точка зрения имеет право на существование. Но также он понимал, что сделать какую-либо точку зрения «истинной» — значит изложить ее как можно более убедительно, то есть проявить ораторские способности. Риторика для Цицерона — это вершина науки именно потому, что через ее дискурс в итоге проходят истины всех остальных наук (в мире скепсиса истины науки относительны, а истины красноречия абсолютны, поскольку убедительны). При этом оратор должен быть всесторонне развитым, знать поэтов, философию, историю и вообще обладать энциклопедическими познаниями, не исключая актерского мастерства. «Невозможно, — говорит Цицерон, — быть во всех отношениях достохвальным оратором, не изучив всех важнейших предметов и наук», и, следовательно, «оратор должен обладать остроумием диалектика, мыслями философа, словами чуть ли не поэта, памятью законоведа, голосом трагика, игрою такой, как у лучших лицедеев. Вот почему в роде человеческом ничто не попадается так редко, как совершенный оратор».
Риторика и ораторское искусство
Ораторское искусство — искусство публичного выступления с целью убеждения. Это гармоничное сочетание риторики, приемов актерского мастерства и психологических техник. Еще в древности призванием оратора считалось поучать, наставлять слушателей.
Для античного Рима высшим авторитетом в области риторики оставался Аристотель, тем не менее, римляне внесли немало ценного и заслуживающего внимания в эту науку и особенно практику ораторского искусства. Прежде всего, их заслуга заключается в разработке приемов составления речей, анализе аргументов, доводов и совершенствовании стиля и красоты речи.
Усилия древнеримских ораторов были сконцентрированы вокруг проблем политической борьбы в сенате, на народных собраниях, а также судебных разбирательств. Поэтому их мало занимали теоретические вопросы аргументации и риторики вообще. Единственным исключением из этого был, пожалуй, выдающийся оратор античного Рима Марк Юлий Цицерон, неизменно подчеркивавший в своих сочинениях необходимость сочетания красноречия с убедительностью, риторики с философией. Правда, философские взгляды самого Цицерона нельзя назвать последовательными и монистическими, поскольку он пытался сочетать в своем мировоззрении взгляды таких несовместимых античных школ, как стоики (логика, физика и этика), перипатетики (изучения языка в движении) и академики. В риторике Цицерон пытался объединить, с одной стороны, философские принципы Платона и Аристотеля, а с другой, чисто практические приемы и рекомендации, идущие от Сократа. Однако главное внимание он уделяет не философским принципам. Его больше всего занимает прикладная сторона риторики, ее умелое использование в сенате, народном собрании, суде.
Римская империя: упадок стиля, похвала мухе и появление романов о любви
После смерти Цицерона в 43 году до н. э. начинается постепенный отход от его риторической теории в сторону всё большей формализации, а с эпохой принципата Августа и империи начинается расцвет риторических школ и в то же время ухудшение стиля красноречия. Основным способом риторического обучения в этих школах были декламации, речи на выдуманные темы двух видов: контроверсии — речи по поводу фиктивного проблемного судебного случая, когда налицо противоречие либо между законами, либо между законом и чувством и т. д., и суазории — увещевательные и тоже фиктивные речи, обращенные к колеблющемуся человеку, который не может принять решение. Форма речей стала преобладать над содержанием, погоня за эффектностью затмила правдоподобие. Именно в таком своем виде имперская риторическая школа просуществовала практически до самого падения Римской империи в 495 году н. э. Молодые ораторы, выйдя из школы и попав на реальное судебное заседание, оказывались совсем неподготовленными, их образование не имело ничего общего с реальными судебными казусами. Соответственно, такая школа стала подвергаться резкой критике со стороны тех, кто считал, что ораторской деятельности и языку нужно вернуть блеск времен Цицерона. В итоге было провозглашено что-то вроде девиза «назад к Цицерону». Со всех сторон (Петроний, оба Сенеки, Лонгин «О возвышенном») критиковали изощренную простоту нового красноречия и отрыв от цицероновских идеалов. Цицерона изучали, конечно, но понимали, что возврат к нему в текущих условиях уже невозможен, поскольку республики уже нет.
Так, в конце I века н. э., спустя более века после смерти Цицерона, знаменитый римский ритор Марк Фабий Квинтилиан пишет большой текст «О воспитании оратора» — самое длинное сочинение по риторике, сохранившееся от Античности. Он управлял школой риторов за счет средств, выделявшихся императором Веспасианом, и был воспитателем его сына Домициана. Началась реставрация цицероновской классики. Квинтилиан пытается осмыслить древнее выражение Марка Порция Катона Старшего vir bonus dicendi peritus
— «достойный мужчина искусен в речах». По его мнению, чтобы мужчина был достойным, его нужно с младенчества обучать нравственности, а чтобы он был искусен в речах — с детства, еще до риторики, надо учить грамматике, музыке и вообще всему, чему только можно, а потом уже красноречию по образцам лучших древних речей и в первую очередь — Цицерона.
Сам Цицерон не придавал школам большого значения и говорил, что его воспитала не душная риторская каморка, но воздух Академии, а опыту в молодости он набирался в домах почтенных и опытных ораторов и сенаторов. Квинтилиан же считает, что школа — основа образования. Для Цицерона главное в обучении — философия, история и право, а теоретическая риторика второстепенна. У Квинтилиана же из двенадцати книг его огромного сочинения девять посвящены скрупулезному разбору риторической теории. Для Цицерона в сердце риторики лежит философия, для Квинтилиана — классическая литература, и поэтому у Цицерона оратор — это мыслитель, а у Квинтилиана — стилист. Оратора Цицерона должен оценивать народ, оратора Квинтилиана — искушенный и образованный ценитель литературы. Цицерон, глядя в будущее, видит прогресс в искусстве красноречия, Квинтилиан — только упадок и недолгое возрождение, происходящее в его собственное время.
Спустя недолгое время после смерти Квинтилиана в Римской империи возникло удивительное культурное явление — вторая софистика, охватывающая II–IV века н. э. Как и многие занимательные и своеобразные вещи, эта софистика пришла с Востока, из городов Малой Азии — Родоса, Смирны, Лаодикеи. Поскольку политическая активность традиционных демократических институтов в эту эпоху сошла на нет, сферой деятельности странствующих риторов-софистов стали в первую очередь эпидейктические (похвальные) речи и реже судебные апологии (Апулей, «Апология, или Речь о магии»). Читались речи, восхваляющие посещенные города, открытия памятников, локальных героев.
Излюбленным приемом становится похвала-парадокс каким-то незначительным предметам или явлениям — мухе, комару, дыму.
В отличие от первой софистики вторая не ставит перед собой познавательных проблем, она далека от философии, но захватывает всю область интеллектуальной активности. Понятие мимесис, введенное в интеллектуальный оборот Аристотелем, полностью меняет свое значение. Если раньше под мимесисом понимали подражание природе через технэ и поейсис (то есть через ремесло и искусство), то теперь подразумевается только подражание второго порядка, подражание подражанию, дискурс о дискурсе. В первой софистике бытие есть эффект речи или риторики, здесь же бытия нет вообще, но есть только палимпсест, на котором что-то записывалось, потом было стерто и заново записано. Имитировались и стилизовались прежде всего сюжеты афинской истории в декламационных речах с сохранением аттического диалекта.
Одним из «первых» вторых софистов был Полемон из Смирны и постоянный посол этого города, знакомец императоров Траяна, Адриана и Антонина Пия. Он написал декламацию, в которой отцы двух героев Марафонской битвы спорят, кто из их сыновей заслужил себе большую славу. В исполнении он активно использовал артистические методы, привлекая внимание и воздействуя на слушателя выразительностью эмоций.
Полемон настолько любил риторику и речи, что, как пишет Филострат, когда его друзья оплакивали умершего, он громко вскрикнул: «Дайте мне тело, и я буду декламировать!»
Учеником Полемона был Герод Аттик, друг императора Адриана и Антонина Пия. Последний назначил его учителем будущих императоров Марка Аврелия и Луция Вера (соправителя), а затем сделал его консулом в 143 году. Герод Аттик стал первым греком, получившим столь высокую должность в Риме. Сохранилась его речь, побуждающая спартанцев прийти на помощь фессалийцам против македонян: Герод подражает в ней Фрасимаху Халкидонскому, да так искусно, что вплоть до XIX века эту речь считали произведением халкидонца.
Учеником Герода бы Элий Аристид из Смирны (II век н. э.), от которого до нас дошло много речей, пятьдесят пять. В речи «Похвала Риму» он воспевает имперскую политику. Элий Аристид тоже был убежденным сторонником аттикизма и боролся за возрождение аттического диалекта в литературе. В своей речи «Против тех, кто уподобляется плясунам» (Κατα των έξορχουμένων) он напоминает, что ритору необходимо стремиться к выверенности и точности стиля, которые достигаются лишь путем подражания классическим греческим писателям.
Вышеперечисленные писатели являются, если можно так выразиться, чистыми риторами, они выходцы из богатейших семей, представители элиты. Но была волна и, скажем так, «философствующих» риторов-софистов, однако их было гораздо меньше. Одним из видных представителей такой волны является Дион Хризостом (40–115 годы н. э.), который соединил в себе странствующего оратора и философа-киника. Император Домициан отправил его в изгнание из-за участия в заговоре, и тот отправился скитаться (добрался аж до Скифии), зарабатывая на жизнь поденной работой и проповедуя среди бедняков. При Нерве и Траяне он был возвращен в Рим и снова занялся общественной деятельностью. Любимым устным литературным жанром Диона стала киническая диатриба (διατριβή — упражнение), то есть философский монолог этического содержания с вкраплениями диалога с воображаемым собеседником.
Дион был убежденным противником рабства и восхищался простотой древних киников, особенно Диогена Синопского (да, того самого, который жил в бочке). В речах Диона представление об истинной красоте связано с моральным совершенством. Интересно, что, как и у Платона, красота у него воплощается в юношеском облике. Сторонник единовластия, Дион выступает против тирании, которая, по его мнению, губит красоту и добродетель. Рассуждения о прекрасном поэте и философе неотделимы от выпадов против древних и новых тиранов. Диону важен идеал свободного гражданина, слова которого не расходятся с мыслями, который просвещает граждан, не ожидая вознаграждения.
Тем не менее в центре внимания второй софистики остаются исключительно проблемы языка и стиля. Что касается жанровой новизны, то большое внимание уделялось школьным жанрам — описаниям (экфрасис) и эпистолярному жанру (письма). Именно от этой эпохи до нас дошло множество подложных писем, принадлежащих якобы Фемистоклу, Сократу, Диогену и др. Со временем в письмах вместо философского содержания начинает появляться бытовое, которое приходит из новой аттической комедии и любовной лирики. Появляются целые сборники таких фиктивных писем, один из которых составлен, например, Филостратом.
Подлинным же новаторством того времени стала разработка и развитие греческого любовного романа.
Как в письмах, так и в романе риторика выходила за рамки школьно-риторического образования. От этого времени дошло пять полностью сохранившихся канонических любовных романов (от III–II века до н. э. дошли лишь разрозненные папирусные фрагменты): «Херей и Каллироя» Харитона из Афродисиады, «Эфесская повесть» Ксенофонта Эфесского (нач. II века), «Левкиппа и Клитофонт» Ахилла Татия (кон. II века), «Дафнис и Хлоя» Лонга (II век) и «Эфиопика» Гелиодора из Эмесы (III–IV века).
Практически у всех романов, за исключением разве что «Дафниса и Хлои» (они рабы, в основе сюжета невинность и робость героев), одна и та же нарративная матрица — красивый юноша и девушка влюбляются друг в друга, потом их разлучает судьба, в разлуке они терпят всевозможные мучения и несчастья (плен у разбойников, похищения, кораблекрушения, продажа в рабство, угроза казни и т. д.), затем после всех этих перипетий они встречаются, узнают друг друга и обретают желанное счастье.
Этим греческим романам противостоит написанный на латыни «Золотой осел», роман знаменитого Апулея (II век), одного из известнейших писателей и риторов эпохи, философа-платоника из Мадавры (совр. Алжир). Апулей был человеком своего времени — он получил блестящее образование, учился в Карфагене и Афинах, изучал философию и риторику, историю, был поэтом, адвокатом. Образцом ораторского искусства является его апология, написанная в ответ на выдвинутое против него обвинение в занятиях магией. Среди других видных представителей второй софистики следует отметить Флавия Филострата, Афинея, Авла Геллия, Диогена Лаэртского и Либания.
На этом заканчивается эпоха античной риторики и начинается риторика средневековая, в основе которой лежит борьба между язычеством и новой христианской религией, а основными ее жанрами будут проповеди и богословские увещевательные сочинения, это уже в значительной мере другая история.
